Ночная колдунья [= Злодейка ] - Наталия Орбенина

– Ну, Платон Петрович, любит тебя судьба! Поздравляю! Будет у тебя наследник или наследница!

– Господи ты боже мой! – Потрясенный Прозоров кинулся обнимать жену.

– Тихо, тихо! Не тереби ее так! – засмеялся Литвиненко.

– Так я тогда тебя обниму, дорогой ты мой! – и Платон Петрович принялся мять доктора в объятиях.

Вошла горничная, и хозяин с гостем пошли в гостиную, чтобы дружным возлиянием отметить радостную новость. Настя поздравляла хозяйку и что-то весело щебетала. Маргарита же пребывала в размышлениях. Сомнения закрались в ее душу, уж не Гривин ли истинный отец будущего ребеночка?

Новое свое состояние Маргарита переносила довольно легко. Правда, ее мучила тошнота, но это скоро прошло. Фигура долго продолжала сохранять стройность, хотя грудь приобрела угрожающие размеры. Только уж ближе к концу необходимого срока стал расти аккуратненький животик, который приводил Прозорова в неописуемый восторг. Платон Петрович теперь просто молился на свою жену, буквально носил ее на руках, бросался выполнять самые несуразные капризы и требования. Маргарита округлилась, подурнела лицом, но для мужа оставалась воплощением красоты и женственности. Доктор Литвиненко приходил часто. Осмотры всегда смущали Марго. С пунцовыми щеками она удалялась вслед за доктором в спальню, стараясь приурочить его визиты на то время, когда мужа не бывало дома.

Гривины узнали новость из первых рук. Сам Платон Петрович, раздуваясь от гордости, сообщил радостное известие Гривину. Тот долго тряс руку тестя и ушел в глубокой задумчивости. Вскоре Маргарите пришло письмо от Варвары.

«Дорогая Марго! Чего греха таить, ваша новость потрясла меня, хотя нельзя сказать, что она явилась для всех неожиданностью. Я долго думала о жизни нашей семьи в последнее время, о тебе, об отце, о вашем браке, о своем замужестве. Мне было очень трудно переоценить свое место в нашем маленьком изменившемся мире. Конечно, для папы теперь важней всего ты и новый маленький человек. Я больше не смысл и суть его жизни, как это было раньше. Трудно признавать подобное, но приходится. Еще трудней постоянно сравнивать твою жизнь и мою, особенно памятуя прошлое. Но все-таки я заставила себя, я честно признаюсь тебе в этом, принять с открытой душой и сердцем тебя в роли нашей мачехи и по-прежнему моей подруги, а также того, кто скоро придет в этот мир. Он придет и станет центром нашей семьи. И единственным наследником. Это тоже надо произнести вслух, чтобы не осталось недомолвок между всеми нами. Мне трудно писать все это, но я все-таки люблю тебя и верю, что и ты любишь меня как в юности. Ведь между нами ничего не стоит, верно?»

Верно, верно, усмехнулась про себя Марго. Конечно, теперь она царица положения, с ней нельзя не считаться, ее надо любить, ведь мало ли как жизнь обернется!

Наступило питерское лето, душное, знойное. На мебели появилась ненавистная неизбежная в эту пору рыжая пыль от высохшего конского навоза, «аромат» которого разливался по всему городу. Марго почти не выходила из дома. Доктор настаивал на поездке в Цветочное на все лето, ведь загородный воздух так полезен. Но молодая женщина наотрез отказалась покидать дом на Казанской улице, говоря, что боится оказаться в нужный момент без врачебной помощи, что в дороге ее, не дай бог, растрясет. Доктор уверял ее, что ей ровным счетом ничего не грозит, а ближе к сроку он сам приедет в Цветочное, но все уговоры остались безрезультатны. Маргарита даже помыслить не могла, чтобы остаться наедине с Гривиными и погрузиться в пучину лжи и лицемерия. Один раз Прозоровы заезжали в усадьбу на несколько дней. Молодые женщины встретились со странным чувством. Несмотря на искреннее письмо Вари, прежней теплоты между ними так и не возникло. Слишком явно переменилось положение Маргариты. Они как бы поменялись местами. Теперь молодая мачеха стала царицей положения. Дмитрий тоже не знал, что ему и думать. Рухнула его надежда на возрождение в душе Маргариты прежней страсти. После того безумного визита они отдалились друг от друга еще больше. Маргарита всячески демонстрировала это Гривину, когда предоставлялась возможность. Она не оставляла ему ровно никаких надежд на возобновление свиданий или просто на ответное чувство. Будущий ребенок стал щитом, за которым она укрылась от его домогательств. Гривин несколько раз пытался заговорить с Марго, но всегда получал равнодушный взор и полное нежелание понимать предмет беседы. Но такая тактика на самом деле давалась Маргарите с трудом. Всякий раз, когда Гривин говорил с нею или просто смотрел на нее, сердце Марго начинало бешено стучать, кровь приливала к щекам, ноги подкашивались. Все это пугало ее, так как могло отразиться на здоровье малыша. Поэтому Маргарита всячески избегала общения с Гривиными и предпочла спокойствие в знойном пыльном городе.

Между тем положенный природой срок стремительно подходил к концу. Молодая женщина почти не выходила из дома, доктор приезжал каждый день и всегда оставлял записку, куда за ним послать в случае надобности. Прозоров, уезжая в контору фабрики на Выборгскую сторону, весь день потом пребывал в тревожном ожидании. Несколько раз уже заходил он помолиться Казанской Божией Матери, чего не делал очень давно. Подъезжая в очередной раз к дому, Платон Петрович увидал коляску доктора, и сердце его екнуло. Взлетев через две ступени по лестнице, он остановился, не решаясь двинуться в сторону спальни жены. Оттуда доносились какие-то звуки, взволнованные голоса и быстрые шаги. «Господи помилуй, только бы жива! Только бы все было благополучно!» – подумал Прозоров, и в это время дверь отворилась, и выглянула пожилая акушерка. Увидев перекошенное лицо хозяина дома, она улыбнулась и жестом позвала его войти. Прозоров на цыпочках вошел и замер у изголовья кровати жены. Глаза ее были закрыты, и под одеялом уже не проступал круглый живот.

– Неужто свершилось? – прошептал Платон Петрович.

Маргарита открыла глаза и устало улыбнулась мужу. Платон Петрович оглянулся, ища глазами виновника суматохи. И только тут он заметил в углу Настю, которой был на время поручен новорожденный младенец, туго завернутый в пеленки. Вошел, вытирая руки, Литвиненко.

– Вот, брат Платон Петрович, поздравляю тебя с сыночком! Все обошлось, а то я уж было заволновался, быстро он на свет божий выбрался! Мать его всласть и накричаться не успела, а он уже тут как тут!

Прозоров затуманенными от слез глазами смотрел на доктора, на жену, на сына и не верил своему счастью. Маргарита задремала, и все вышли потихоньку. Ребенка унесли в детскую, которую приготовили уже давно, а кухарка Степанида побежала за своей дальней родственницей, которую решено было взять нянькой для младенца.

Платон Петрович и Валентин Михайлович поспешили в хозяйский кабинет, куда в скорости принесли по их требованию огромный поднос закуски и графин с водкой. Там они и заперлись надолго. Поздно вечером, когда Маргарита кормила малыша грудью, она спросила горничную о муже.

– Не может, барыня, Платон Петрович прийти-с к вам!

– Да отчего? Уехал куда?

– Никак нет, не могут они в таком состоянии никуда ни ехать, ни ходить, даже до вашей комнаты. В кабинете изволили почивать.